Лютеранская культура погребения и кладбищ

Лютеранское отношение к кладбищам начиналось со слова «kirchhof» или церковный двор – так называлось пространство вокруг церкви, ставшее местом упокоения для ушедших в небесную обитель, что означало – возвращение домой. В деревнях много таких примеров единения прихожан действующей общины с ушедшими, когда надгробия и кресты сопровождают идущих на богослужение и выходящих из церкви. В городе кладбищам отводится отдельная территория под четко определенную цель – место упокоения и поминовения. И больше ничего. Кладбище – поле Божье в церковной общине. Запись о каждом погребении вносится в церковную книгу. Первый формуляр церковных книг для лютеранских общин был разработан в XVIII веке академиком Шлёцером, и используется до настоящего времени. В городах люди не так естественно воспринимают смерть и все, что с ней связано. В Германии церковными уставами и положениями предусмотрено все, что касается кладбищ – срок существования захоронения с правом платного продления, тип растений, которые можно посадить, или запрет на посадку, определенные виды и размеры камня или креста, наличие металлических и стеклянных деталей надгробий, их цвет и форма, фотографии и надписи. Венки и букеты допускаются только из живых цветов или вечнозеленых растений, засохшие сжигаются.

Лютеранская литургия погребения называется Trauerfeier – траурное празднование.

Само слово «кладбище» по-немецки – Friedhof (дословно – мирный двор). Траурное богослужение начинается чтением псалма, дальше следует чтение из Нового Завета, речь пастора, молитва и благословляющее напутствие – «да покоится на злачных пажитях», «отходит в удел Господень» и другие, над могилой трижды бросается на гроб земля и звучит троекратная формула: земля к земле, прах к праху, пепел к пеплу. Из земли ты взят и в землю возвратишься (в этой фразе отсылка к сотворению первого человека – Адама – из глины, или праха земного). Центром литургии погребения является чтение из Св. Писания о воскресении мертвых и жизни вечной. Далее все присутствующие вместе с пастором читают молитву «Отче наш», после чего звучит молитва о присутствующих и их благословение.

Как и слово «литургия» в целом, так и литургия погребения означает – общее дело общины. Общины не просто провожает катафалк на кладбище, участвует во всем, что там происходит, но и заботится о членах семьи умершего и его имуществе, ухаживает за его могилой и устанавливает кресты и памятники, если родных нет или они бедны. Первое общество взаимной помощи на погребение для лютеран в Санкт-Петербурге было основано пастором нашей общины Святой Екатерины, которой принадлежало Смоленское лютеранское кладбище, Иоахимом Кристианом Гротом. За состоянием кладбища повседневно также наблюдает кюстер общины. Это настолько почетная должность, что, например, академик Теодор Юнгблут на титульном листе своего научного труда по истории лютеранства в Российской империи, вместо всех своих немалых титулов и научных степеней написал только свое имя и указал, что он - кюстер общины Св. Екатерины.

Современное восприятие сильно отличается от практики первых христиан, для которых гробницы мучеников служили алтарями. Местом, где готовилась и совершалась Господня трапеза – Святое Причастие, где пелась хвала Богу и складывались первые гимны, где проповедовалось Слово. Такая традиция сложилась в ознаменование Воскресения Христова – Пасхи. Иисус был положен в гроб, и вышел оттуда, победив смерть. Поэтому гробница или склеп – это символ Его Воскресения и Присутствия. Как поется в старинном немецком хорале: «Weil Du vom Tod erstanden bist, werd ich im Grab nicht bleiben» - «Коль сам от смерти Ты восстал, я в склепе не останусь».

Наши усопшие должны найти покой там, где община собирается и молится. Молятся ли они с нами, за нас, для нас – ведь они намного ближе к Богу, чем мы? Не зная ответа на этот вопрос, общины предпочитали быть ближе к погребениям. Вы замечали, что на старых кладбищах захоронения располагаются в одном направлении? На восток. Подобно тому, как в церкви расположены алтари – в ожидании Христа с восходом солнца, так и усопшие ожидают воскресения, обратившись к востоку. Крест (четырехконечный) на лютеранских могилах ставится с противоположной стороны, в отличие от православных.

Мы, живые – лишь малая часть неизмеримого числа тех, кто уже собрался и ожидает у Божьего престола. Хотя исследования показывают, что в ближайшие годы число живущих превзойдет число когда-либо живших. Церковь считает их бытие настоящей жизнью, которая уже не будет оборвана и разрушена смертью. В отличие от нашего, временного существования, они уже принадлежат вечности.

Сегодня смерть встречается все чаще. И никому не под силу ее избежать или спрятаться от нее. Мы забыли страшные времена, когда мертвых было не счесть и некому хоронить. Но и сегодня еще не все найдены и упокоены. Мы действительно это испытали, здесь, в нашем городе. Отчетливо и ужасно осознали несколько поколений – у нас нет постоянного места в этом мире. И это означает не только то, что наша земная жизнь однажды закончится, и наше существование прекратится, но и то, что самая безжалостная реальность может внезапно остановить жизни миллионов. Все, кто потерял свою земную родину, все умершие, которые покоятся в чужой земле, или чьи могилы утеряны, или кому довелось умереть в одиночку в безвестности – все они истинное отражение нашей судьбы – наша родина не здесь, не на земле, но в месте упокоения – именно оттуда ожидается рождение к жизни вечной. Вся земля изрыта и превращена в место упокоения – где каждая могила - преддверие вечности. Предвосхищение вечной жизни.

Покоиться в мире – означает примирение с Богом, чей мир выше любого нашего представления и мысли. Хотим ли мы все еще пытаться совершать бесплодные попытки уклониться от смерти, или мы хотим для себя мира с Богом, надежно скрепленного общиной живых и ушедших?

Осип Мандельштам

Лютеранин

Я на прогулке похороны встретил
Близ протестантской кирки, в воскресенье.
Рассеянный прохожий, я заметил
Тех прихожан суровое волненье.

Чужая речь не достигала слуха,
И только упряжь тонкая сияла,
Да мостовая праздничная глухо
Ленивые подковы отражала.

А в эластичном сумраке кареты,
Куда печаль забилась, лицемерка, Без слов, без слез, скупая на приветы,
Осенних роз мелькнула бутоньерка.

Тянулись иностранцы лентой черной,
И шли пешком заплаканные дамы,
Румянец под вуалью, и упорно
Над ними кучер правил вдаль, упрямый.

Кто б ни был ты, покойный лютеранин,–
Тебя легко и просто хоронили.
Был взор слезой приличной затуманен,
И сдержанно колокола звонили.

И думал я: витийствовать не надо.
Мы не пророки, даже не предтечи,
Не любим рая, не боимся ада,
И в полдень матовый горим, как свечи.

1912