В июне сердечно приглашаем всех на Orgelvesper каждую среду в 19.30, а также на экскурсию "Мир органа" каждое воскресенье в 15.00!
Люди забыли, что музыку слушают
Говоря о наследии Реформации на территории бывшей Российской империи, нельзя обойти вниманием органную культуру, которую принесли с собой церкви западной христианской традиции. В середине XIX столетия в России существовало уже 2000 «иноверческих» церквей, во многих из которых был орган. Помимо Москвы и Петербурга органы фирм “Rieger-Kloss”, “Sauer”, “Steynmeyer” и “Walcker” были изготовлены для церквей Архангельска и Баку, Киева и Одессы, Самары, Саратова, Тбилиси и других городов. Только для церквей в колониях российских немцев в период до 1917 года из Германии и Австрии в Россию было доставлено всего около 100 органов. Лютеранские церкви, наряду с реформатскими и католическими, становятся очагами органной культуры. Известен факт, что в лютеранской церкви св. Петра в Петербурге обучался игре на органе молодой П.И. Чайковский.
Всё меняется с приходом советской власти. Огромное количество церковных органов было уничтожено, небольшая их часть перенесена из закрытых церквей в другие здания.
Сегодня в возрожденных церквях снова зазвучал орган. И не только на богослужениях. Лютеранские общины во Владивостоке, Самаре, Москве, Петербурге, Ярославле и Уфе приглашают слушателей на органные концерты.
О том, можно ли сегодня говорить о возрождении органной культуры на постсоветском пространстве, как обучались игре на органе и где слушали орган в советское время, и о глубокой связи инструмента с церковной традицией мы беседуем с органистом и педагогом Григорием Варшавским.
Григорий Владимирович Варшавский окончил в 1982 году Ленинградскую консерваторию как пианист, органист и музыковед. В 1987 году – аспирантуру на кафедре истории музыки. В настоящее время является старшим преподавателем Кафедры старинной музыки (органа, клавесина и карильона) СПбГУ и концертирующим музыкантом. С 1990 года Григорий Владимирович занимает должность органиста в лютеранской церкви св. Екатерины в Санкт-Петербурге. По его инициативе уже не первый год в церкви работает уникальный проект – органная студия для взрослых, учеником которой может стать любой житель города, имеющий музыкальные способности и интерес к органному искусству.
В лютеранской церкви вы впервые играли на органе в городе Печоры Псковской обл. в 1980 году. Как это было? Это была действующая церковь?
Да. Даже, вероятно, еще раньше. Печорская церковь, кажется, единственная лютеранская церковь в России, которая вообще не закрывалась. Привел меня туда мой однофамилец, сегодня старейший церковный органист Петербурга, физик по специальности, Сергей Петрович Варшавский. Да, физик, доцент Горного института. Профессиональным музыкантам играть (петь) в церкви тогда, «в разгар застоя» было нельзя. Музыканты ведь – «бойцы идеологического фронта». Не углядишь, из комсомола исключат (то есть и из консерватории тоже и права преподавать лишат). Входил в церковь оглядываясь, с опаской, запирался изнутри. Абсолютно уверен, что однажды меня выследили. Но оргвыводов не последовало. Ну, а мотив прихода в церковь был очень прост: летом консерватория закрыта, а заниматься где-то надо… Да и на органе очень любил играть (да и сегодня люблю до безумия). А какой там орган! Романтический инструмент в большой акустике звучит как богатейший орган-гигант, наподобие Домского в Риге. И на богослужение заходил. Из любопытства. Своего пастора не было, приезжал дедушка из Эстонии… говорил, почему-то, по-эстонски…
Могли ли вы тогда предположить, что в будущем станете церковным органистом в лютеранской церкви?
Тяжелая это специальность – органист… И страшная… И тогда, и теперь… Одна советская газета писала, что органистов в СССР меньше, чем космонавтов. Действительно, орган – инструмент очень редкий, очень большой и совсем уж дорогой. Дома не поставишь. Арсений Николаевич Котляревский, профессор Киевской консерватории, говорил так: «Ты – органист, пока у тебя в кармане ключи от органа». Жестоко. Играя в 1982 году госэкзамен по органу в Глазуновском зале Ленинградской консерватории, я четко понимал, что, скорее всего, играю на органе в последний раз в жизни. «Инфраструктура» органного инструментария была такая: были гигантские органы в концертных залах, достаточно плохие, и была пара учебных. Всё. То есть, если органист заканчивает вуз по специальности «орган», он может делать всё что угодно, только к органу он не притронется. В консерваторию ему доступ дальше закрыт, а в филармонии кто ему даст заниматься? А органист должен заниматься. И постоянно играть концерты тоже… Проблему удалось решить много позже – во многом, кстати говоря, благодаря сидящему перед вами. Потому, что когда в 1998 году был поставлен наш орган в церкви св. Екатерины, он оказался, как сказал один органист, «Дорогой жизни». Он – тот инструмент, который «в серединке»: он небольшой и достаточно яркий и богатый по звучанию; к нему есть доступ, на нем можно было играть много концертов. И сейчас много органных концертов на нем играется, в сущности, это один из ведущих по количеству концертов у нас в городе орган.
Правильно ли я понимаю, что сейчас Петербург стоит особняком в России и СНГ по количеству органов в городе, в том числе, церковных органов?
Это неправда. Так было. До Первой мировой войны… Петербург действительно был одной из европейских органных столиц. Сегодня в Москве куда больше инструментов, и они ярче! Может быть, церковных окажется меньше. Я был в мае месяце в местечке Дубровицы Подольского района Московской области. Там поставила фирма Späth орган французский, романтический. Безумной красоты инструмент! Я потрясен. В Москве инструменты многообразнее, они больше по размеру. Это и орган в Московском доме музыки – самый большой в России, это и Консерватория, где, по-моему, сейчас девять органов, два органа в Музее Глинки. Там в музыкальных школах огромное количество органов, причем больших. Там новые инструменты. Питер сейчас не является ни в коем случае никакой органной столицей России. Есть, например, город Калининград, где только в кафедральном соборе стоит два огромных органа. И в старом костеле, который сейчас является залом филармонии, и в других церквях. Если брать количество органных труб на количество населения, то в России по этим показателям будут, скорее, лидировать Калининград и… Кондопога.
Почему Кондопога?!
Есть в Карелии такой удивительный город Кондопога, где есть Дворец искусств. Чего там только нет! (Вообще это коммунизм в отдельно взятом городе.) Это дворец с кожаными диванами, с мраморными фонтанами, с роскошным гигантским органом (и не одним!) при полном отсутствии акустики! Я там играл. В городе есть огромный целлюлозно-бумажный комбинат, сотрудников которого в советское время «оборганивали». То есть группу из 500 человек принудительно, бесплатно засаживали туда на концерт – выводили их и «оборганивали»! Была такая тенденция.
А как в советское время учились органному исполнительству без знаний о церковной традиции?
Почему же без знаний? Вы знаете, запретный плод – сладок. Мы четко представляли себе, что орган – это инструмент особенный, инструмент сакральный, инструмент мистический. И в консерватории даже на кафедре марксизма-ленинизма и в Университете марксизма-ленинизма, который я закончил с отличием, нам попадались умные люди, которые много чего нам читали о Церкви, о вере. «Вы что же думаете, если вы мне скажете, что Бога нет, я вам сразу пятерку по научному атеизму поставлю?» – цитата из того времени… И, конечно же, я ходил на Ковенскийi, скрываясь, слушая орган, и мне это нравилось, и я играл там, в том числе, тогда, когда это было нельзя (фактически до перестройки это было нельзя).
Были на вашей практике случаи, когда люди через занятия игрой на органе приходили к вере и становились прихожанами Церкви, например, ученики в вашей органной студии?
Да, конечно. Становились членами общины, становились церковными органистами. Это абсолютно естественный процесс. В нашей общине органная студия – это часть воскресной школы. Мы рассказываем ученикам о церковной традиции, знакомим с теологией. Занятия проходят в здании церкви, контакт с действующей церковью ежедневен. Вне этого органное искусство в своем подавляющем большинстве не существует. Светское органное искусство возникло потом, во Франции. Это конец XIX века. Только вот вопрос о вере так элементарно и просто я себе не задаю. Некоторые претендуют на то, что умеют отличать людей верующих от людей неверующих. А вот я этого очень боюсь, потому что, по-моему, умеет отличать только Один.
В какой степени, по вашему мнению, Церкви западнохристианской традиции способствуют повышению интереса к органной культуре?
Ну, орган, – немножко особенное дело. Я бы сказал, вообще к академическому музицированию. В Западной Европе, к примеру, я вижу разные тенденции. Без Церкви невозможна была бы та колоссальная программа на Западе, прежде всего, немецкая, которая направлена на воссоздание исторических инструментов. Эта программа ни с чем несравнима. Она колоссальная, в том числе, по финансам. Церковь привлекает для ее осуществления государственные финансы. Это огромные средства. Сколько исторических инструментов возникло, в том числе, извините, с нуля или с 40 труб! Появились огромнейшие, потрясающие инструменты. Такого не было никогда! Это во многом благодаря Церкви. Вообще то, что я видел на Западе, меня всегда изумляло, притом, изумляло в обе стороны. Совсем недавно к нам приезжал органный мастер из Северной Германии. Он побывал на органном концерте в Петрикирхе. И поразился количеству слушателей: «Сколько у вас народу! Вот у нас на органные концерты приходят два человека»… И это я видел. Я видел, как в течение нескольких лет количество людей на органных концертах – в том же Гамбурге – выросло в десятки раз. В то же время я встречал и абсолютное презрение к академической культуре. Одновременно меня очень радовало, когда я видел, как в деревенских церквях нанимается оркестр, который играет на барочных инструментах в барочной традиции. И они поют какие-то кантаты немецкие, которых я не знаю!
Если сегодня наш соотечественник мечтает о карьере церковного музыканта-органиста, достаточно ли ему для этого получить академическое музыкальное образование по классу органа у себя на родине, или же есть необходимость поучиться (пройти стажировку) в Западной Европе, где, к примеру, существуют даже специальные учебные заведения для церковных музыкантов?
Я, например, как церковный музыкант – человек ущербный. Я, конечно, окончил консерваторию как музыковед, пианист, органист, но у меня нет хорового образования. Потребность заниматься ансамблями духовной музыки у меня есть, и я ее реализую, как могу. Но как практик я – всё-таки органист, и наше образование – однобокое. Что касается западного образования церковного музыканта, я его тоже хорошо знаю. В свое время, что меня поразило: во-первых, люди в 14 лет начинают впервые заниматься музыкой. Это нормально для Германии. Что необычно в сравнении с нашей еще советской трехступенчатой системой образования: начальное образования, когда выпускник детской музыкальной школы играет уже абсолютно всё; среднее образование, музыкальное училище, куда не поступить, где конкурс 17 человек на место; высшее учебное заведение, где конкурс 32 человека на место. Как говорил один хороший скрипач, «на вступительном экзамене в консерваторию вы должны играть так, точно играете последний раз в жизни». Это всё было на высоком уровне. Там ничего такого и близко нет. Там люди проходят всё, включая основы теологии, и т.д. Но исполнительская часть – она, в сущности, страдает. С другой стороны, в Западной Европе в связи с возрождением инструментария в рамках уже упомянутой выше программы, есть такие инструменты (мы знаем по записям), что просто закачаешься! Люди этими органами пользуются. А музыкантов воспитывают инструменты. Как мы должны играть, как в те времена играли, нам сам инструмент подскажет. Поэтому, наверное, всё-таки нужно ехать и общаться. Сейчас мир достаточно открыт.
Отличается ли отношение к органной культуре в Западной Европе от нашего?
Да, отличается. Ну, прежде всего, у нас не прошли те советские времена, когда орган был предметом некоего бума. Дело в том, что русский народ очень тяготеет ко всякой разной мистике. И вот эта вот удивительная таинственная машина – очень редкая, которую никто никогда не слышал, поскольку Запад был закрыт, которая издает странные звуки, действительно не имеющие аналогов в природе – она привлекала, залы ломились и ломятся сейчас! Я помню времена моей юности, когда на органные концерты в Капеллу и Филармонию было вообще не попасть. Но специфика отношения к органу в наших условиях такова: включил на кнопку, нажал мотор, нажал на клавишу, оно «гудёт» – все довольны! (Вот со скрипочкой так не пройдет. Если скрипач играет фальшиво, это слышат все.) С одной стороны, органное искусство является для России самым элитарным, какое только может быть. А с другой стороны, оно стало предметом бума. Что касается Запада, там оно не является ни тем, ни другим. Органист – это самый-самый последний музыкант. И если в Германии сегодня органист получает зарплату, то во Франции уже нет, как правило. То есть с одной стороны, есть понимание органного искусства как самого последнего. С другой стороны, есть интерес к инструменту и вот эта последняя тенденция возрождать и строить органы, она длится уже 20-30 лет.
Если вернуться в еще более далекое прошлое нашей страны – до революции 1917 года, можно ли говорить о том, что Российская империя по уровню органной культуры приближалась к Западной Европе?
Нет. Мы можем говорить о Петербурге, который был одной из европейских органных столиц. Есть хороший город Варшава, где, наверное, было поскромнее. Иной вопрос, что органостроение на момент 1914 года было однобоким, наверное. Это были немецкие романтические органы, валькеровские, прежде всего. У Павла Николаевича Кравчуна есть замечательная книжка, называется «Органная Атлантида». Это об органах в церквях Ингерманландии и Карельского перешейка (то есть Петербурга и его окрестностей). Там описано около 100 инструментов. Почему «Атлантида», понятно? Ничего не осталось. Всё уничтожили в 1920-40 годы.
Как, по вашему мнению, сказались десятилетия советского режима на восприятии современным слушателем органной музыки? Можем ли мы сказать, что люди разучились слушать орган?
Конечно, разучились! Но, опять же, я не могу сказать, что советская власть является неким лидером в области уничтожения органов. Наверное, англичане времен Кромвеля сильно ее превзошли. Тут всё-таки что-то осталось из органов. Иногда было некоторое понимание, что орган – это интересно и что его надо сохранить. Переносили органы многократно. Понятно, что лютеранская и католическая церкви в дореволюционные времена выполняли немалую культуртрегерскую функцию. Понятно, что органную музыку, Баха и так далее, можно было послушать, прежде всего, а подчас и только в церкви.
Отличался ли советский слушатель органных концертов от слушателя сегодняшнего?
Ну, сегодня-то он совсем неоднородный. В Советском Союзе, как я уже упоминал, была идея «оборганивания». Ставили органы дорогие, подчас хорошие, в каких-то городах. И было чрезвычайно модно сходить на органный концерт. Но после первого раза многие уже не ходили больше на органные концерты, потому что искусство это, всё-таки, для России элитарное. Оно непонятное. А что сегодня? Сегодня есть и такое: пришли 500 человек, половина осталась за входом церкви. И при этом во время концерта крики по мобильному телефону: «Слушай, Валя, а ты знаешь, где я? А ты слышишь что-нибудь? Ничего? А так? А тут это… орган играет!». Я часто говорю во вступительных словах к концерту, в особенности, в других городах: «Сейчас я открою для вас страшную тайну. На музыку не смотрят, ее слушают. Поэтому если вы покапаете на живописный шедевр химическими чернилами, вас арестуют. А если вы будете разговаривать во время нашей работы, с вами никто ничего не сделает». Это касается не только органной музыки, но, прежде всего, органной. Потому что туда идут и получают совсем не то, на что идут. Это к тому, что сегодня люди забыли, что музыку слушают.
Вы застали период возрождения Церкви в постперестроечное время, а вместе с этим и возрождение органной культуры в лютеранской Церкви. Как это было?
Что касается возрождения церковной органной культуры, я вообще бы это с Церковью не очень связывал. Возникновение инструментов в лютеранских церквях бывшего СССР – это дело подвига отдельных людей. Я имею в виду именно хорошие, большие инструменты. Потому что общая тенденция такова: нам бы электронный орган подешевле поставить.
Вы много гастролировали. В каких городах в России и СНГ вы играли на церковных органах? Есть какие-то особенно интересные места?
Я многократно играл в православных церквях! В особенности, в Харькове. Была такая наимощнейшая тенденция советская – использовать церкви, в том числе, православные под концертные залы. Приведу пример Винницы. Там поставили в православной церкви орган в 1990-е годы. Потом храм передали верующим. Значит, орган не нужен. Уничтожить. И казаки с шашками на него! Органный мастер с брандспойтом на них! Порубили инструмент изрядно! Сейчас орган стоит в очень хорошем помещении – в монастыре капуцинов. В Харькове сейчас ставится вопрос, куда перенести орган из Дома органной и камерной музыки – здания православной церкви. Ну, вы знаете Донской монастырь в Москве, там находился крематорий, где стоял орган, который сейчас стоит в соборе свв. Петра и Павла в Москве. Кто там только не играл тогда! В советское время я играл в действующих церквях Эстонии, Латвии и, меньше, Литвы. Правда, именно концертов немного играл.
Сегодня в лютеранских церквях появляются новые инструменты взамен утраченных в годы гонений на Церковь. Только за последние три года были привезены из-за рубежа и установлены большие органы в церкви св. Иоанна в Гродно, в церкви св. Петра и Павла в Петербурге, в церкви свв. Петра и Павла в Ярославле… Конечно, в этих церковных зданиях появление новых инструментов связано с большими надеждами. Действительно ли сегодня орган может стать хорошим источником самофинансирования для церкви? И что для этого нужно сделать?
Нужен профессиональный менеджмент. Нужно либо сотрудничать с какими-то организациями концертными, что проще, но чревато потерей самостоятельности в художественном руководстве. Или искать своих людей, воспитывать своих людей. Но, всё равно, я очень надеюсь, что органы в церквях ставятся не только «в целях самофинансирования». В каких-то других тоже …
Как вы думаете, в будущем у нас будут ли появляться достойные музыканты?
Я преподаю в университете, мы буквально вчера приняли вступительный экзамен в магистратуру. Уровень исполнительский падает катастрофическим образом. Талантливые люди конечно есть. Вот только попадают ли они к «запретному» инструменту?… Если нет, то почему …
Будут ли слушатели приходить на органные концерты?
И да, и нет. Вообще, какую тенденцию я вижу в нашем обществе. Вот народ «трясется». Не может уже жить без постоянно звучащих в ушах (и в голове) барабанов. «Музыкальные» каналы я вижу на нашем ТВ, их много… Музыки там нет. Там шоу, шоу-бизнес. Музыкальные телеканалы, музыкальные радиостанции закрывались совсем недавно, на моих глазах. Музыка – это искусство. Искусство и бизнес – они не совместимы. Задачи разные. Музыка – это искусство.
Будет ли Церковь привлекать людей через духовную (органную) музыку?
Да, будет. Доколе эта музыка качественная; профессиональная музыка будет звучать, она будет привлекать. Будет привлекать, пока будут хорошие инструменты (если они будут приобретаться), хорошие музыканты. Правда, сегодня в Церкви есть и немало того, что, к сожалению, может людей отталкивать…
Возможно, среди наших читателей есть те, кто хочет научиться слушать органную музыку. С чего вы посоветовали бы им начать?
Вопрос абсолютно абсурдный. Научиться этому нельзя. Это может захватить сразу, а может не захватить никогда. Органная музыка – не какая-то другая в отношении любой академической музыки. Но если я чего-то хочу, я могу почитать книжки, я могу посмотреть интернет, я могу ознакомиться с каталогами, какие сочинения есть у Баха, кто писал музыку для органа. А могу я пойти и послушать это и полюбить. Или не полюбить. В нашей органной студии при церкви св. Екатерины мы готовим любителей. Как это называлось во времена барокко, «просвещенных любителей музыки». Мы принимаем туда взрослых людей. На вступительном экзамене я спрашиваю, кто писал музыку для органа, какие органы есть в городе. Мне представляется, что тот, кто любит музыку, это знает. Это так же, как если я люблю пиво, я знаю, где оно варится, из чего оно варится и где его покупать.
Беседу вела Елена Дякива
i - Речь идет о католическом храме Божией Матери Лурдской в Ковенском переулке в г. Санкт-Петербурге, который не был закрыт в советское время. Долгие годы именно он был единственным в городе и одним из двух на территории России действующим католическим храмом. Духовой орган в неоготическом стиле на 20 регистров, изготовленный в 1910 году фирмой «E. F. Walcker», был установлен в храме в 1957 году. Ранее инструмент находился в церкви при Евангелическом госпитале на Лиговском проспекте.
|
Дитрих Букстехуде |
|
|
4.33. |
